Сцена, хорошо известная из кино (некоторым — из реальной жизни): во время застолья герой стягивает скатерть со стола, и тарелки, стаканы, рюмки, еда, всё оказывается на полу и превращается в мешанину осколков. Вслед за грохотом бьющейся посуды и воплями гостей наступает особенно пронзительная тишина, — и значит в следующую секунду все пойдет по новой.
Такой поступок и подлинно «трансгрессивный жест» как правило призван изобразить бунт мятущейся натуры против невыносимого мещанства, «порядка вещей» во всех смыслах слова. Иное дело фокус, требующий сноровки и лихости, когда молниеносно сдергивают скатерть, оставляя не потревоженным весь расставленный на ней хрусталь, который эффектно качнувшись с легким звоном все же не теряет устойчивости.
Вот первые ассоциации, которые вызывает серия Рубена Монахова «Афтерпати» — натюрморты, написанные словно покосившимися, с наклоном относительно прямоугольника холста.
В русском искусстве прошлого века только у одного художника обеденный стол кренился, стараясь заглянуть за горизонт и упасть в обморок, последним спасительным движением ухватив человека, тянущегося к стакану чая или розетке варенья, за руку или за лацкан пиджака, — это Кузьма Петров-Водкин, которому лучше всех (не считая голландцев с их оптическими приборами) удалось разыграть сезанновский макрокосм распахнутого ландшафта в виде микрокосма домашнего распорядка, дающего надежду в завтрашнем дне.
Непростые отношения художника Рубена Монахова с современным искусством заставляют вспомнить про героя, сбрасывающего со стола скатерть, — в зависимости от настроя и умения, вместе со всеми блюдами или оставив сервировку в неприкосновенности. Петров-Водкин для своего времени был предельно радикальным художником, не будучи при этом авангардистом — подобным же образом Монахов оказывается в искусстве между традиционным и современным.
Эти натюрморты повернуты всего в одной плоскости и остаются привязаны к горизонталям и вертикалям. Качаются не предметы — балансирует сам художник, его искусство и эстетические задачи.
В 2019 году несколько картин из большого проекта Монахова, целиком посвященного «Летучему голландцу», изображали внутренность каюты корабля, вечно плывущего в открытом и штормовом море. В петербургских пейзажах, принесших Монахову заслуженную известность, знакомые городские пространства растянуты широкоугольной линзой, благодаря чему картины приобретают необходимую странность.
Главное в Афтерпати по мнению автора — попытка собрать мир воедино и понять происходящее, что хорошо знакомо любому и весьма (если не чересчур) жизненно. Судя по детально выписанной реальности, к каждому из ее кусочков художник неровно дышит, любой фрагмент населен предметами так плотно, что ни один из них не может быть посторонним для живописца, который с извинениями ласково попросил и уговорил все вещи потерпеть для позирования в неудобных позах, — это ненадолго!
Как написал Владислав Ходасевич, «Восстает мой тихий ад в стройности первоначальной».